Дело о длинноногих манекенщицах [= Дело о дочери мертвеца ] - Эрл Стенли Гарднер

– Что вы сделали с этим оружием?

– Два револьвера оставил себе, один отдал сыну.

– А как вы поступили с теми, которые оставили себе?

– Один, который я ношу в кобуре, всегда при мне, а второйлежит в сейфе на работе.

– Давайте условимся: оружие, переданное сыну, будетназываться «револьвером младшего», то, которое хранится у вас в сейфе, –«револьвером из сейфа», а третье – «револьвером из кобуры», – предложилГамильтон Бюргер. – Итак, после того, как вы передали обвиняемой «револьвер изкобуры», вы вернулись на работу, открыли сейф и положили «револьвер из сейфа» вкобуру?

– Возражения по вопросу имеются? – спросил судья Даккер.

– Нет, – ответил Мейсон.

– Хорошо, – заметил судья, – но мне кажется… Впрочем, еслинет возражений, я разрешаю свидетелю отвечать.

– Вы так поступили? – спросил Гамильтон Бюргер.

– Да, сэр, так.

– В тот же вечер?

– Да, сэр.

– В котором часу это происходило?

– Примерно… Примерно без пяти одиннадцать.

– После этого вы вернулись в квартиру обвиняемой?

– Да, сэр.

– Скажите, в этом случае у вас была возможность сноваосмотреть «револьвер из кобуры», вещественное доказательство номер 30?

– Да, сэр.

– Где он лежал?

– На кровати, под подушкой.

– Вы его осмотрели?

– Да, сэр.

– Да, сэр.

– Вы не заметили, был ли произведен выстрел из револьвера,переданного вами обвиняемой?

– Возражаю против данного вопроса, так как он являетсянаводящим, недопустимым, не относящимся к делу и несущественным.

– Возражение отклоняется.

– Повторяю свой отвод на том основании, что вопрос ставитсвидетеля в такое положение, когда он будет лишен права что-либо отрицать.

– В таком случае, – заметил судья, – отвод принимается.Обвинению предлагается продолжить свой допрос.

– Хорошо, тогда я задам вопрос в иной форме, – согласилсяБюргер. – Когда вы вторично увидели револьвер в квартире обвиняемой, что навеловас на мысль осмотреть барабан оружия?

Свидетель заерзал на стуле.

– Вы принесли присягу, – грозно напомнил Гамильтон Бюргер. –На этот раз в моем вопросе нет ничего такого, что могло быть поставленовпоследствии вам в вину. Мне только хотелось знать, осматривали ли выревольвер?

– Да, сэр, осматривал.

– Что вы заметили?

– Что в барабане нет одного патрона.

– В каком состоянии находился револьвер, когда вы передалиего обвиняемой?

Свидетель опять заколебался, не зная, как быть.

– Барабан был полон, – ответил он наконец.

Вы знали об этом?

– Да.

– Откуда же?

– Перед отъездом из Лас-Вегаса я полностью его перезарядил,так как полагал, что он может понадобиться мне.

– Это было связано с вашим визитом вечером того же дня кобвиняемой, которая могла воспользоваться этим оружием и убить ДжорджаКассельмана, не так ли?

– С разрешения суда возражаю, – громко произнес Мейсон, – всвязи с тем, что вопрос является недопустимым, не относящимся к делу инесущественным. Кроме того, он связан с нарушением профессиональной этики состороны обвинения. Обвиняемой нельзя вменять в вину показания этого свидетеля,что бы он ни говорил или какие-либо суждения он ни высказывал.

– Возражение принято, – объявил судья Даккер. – Обвинение,безусловно, должно отдавать себе отчет в том, что соображения свидетеля неимеют никакого отношения к делу. Опрос вообще ведется удивительным образом. Судполностью осознает, что дело не свидетеля, а обвиняемой, поэтому ее виновностьили невиновность может быть установлена исключительно с помощью показаний иулик. Присяжные должны полностью игнорировать данный вопрос окружногопрокурора, а также любые выводы, которые могут быть сделаны жюри на основании этоговопроса. Но продолжайте, мистер окружной прокурор.

– У меня все, – заключил Гамильтон Бюргер с торжествующейулыбкой.

– Минутку, – поднялся Мейсон. – У меня вопрос к свидетелю. Скакой целью вы передали револьвер, фигурирующий под номером 30, обвиняемой?

– Я передал его ей потому, что она обручилась с моим сыном.Я надеялся, что она будет моей невесткой. Потом, когда помолвка расстроилась,понял, что люблю ее.

Стефани Фолкнер, сидевшая позади Мейсона, поднесла к глазамплаток и заплакала.

– Я хочу понять одно, – сказал Мейсон. – До седьмого октябрятекущего года не располагали ли вы информацией, которая подтвердила бы, чтоубийцей Глейна Фолкнера является Джордж Кассельман?

Этот вопрос произвел на присяжных впечатление, подобноеудару электрического тока.

– Ваша честь, ваша честь! – закричал Гамильтон Бюргер,вскакивая на ноги и отчаянно жестикулируя. – Вопрос является недопустимым состороны защиты. Задавая его, противная сторона нарушает профессиональную этику.Это неправильный перекрестный допрос. Он не имеет никакого отношения к нашемуделу.

– Возражение принимается, – поддержал прокурора Даккер.

Мейсон улыбнулся.

– В таком случае, свидетель, скажите: не сообщали ли выобвиняемой седьмого октября, что, на ваш взгляд, ее отца убил Джордж Кассельман?

– Обвинение возражает на том же основании! – воскликнулБюргер.

– Возражение принято, – снова поддержал прокурора судья.

– Постойте, – сказал Мейсон. – Обвинение ведь задавалосвидетелю вопросы, связанные с обстоятельствами вручения револьвера обвиняемой,стало быть, я имею право знать весь этот разговор.

– Свидетель может отвечать на вопрос, – объявил судьяДаккер, – при условии, что его показания не будут противоречивыми.

– Да, сэр, – ответил Гарвин. – Я сказал ей, что убежден, чтоКассельман убил Глейна Фолкнера и он может угрожать ей. Для самообороны япередал ей оружие и рекомендовал держать все время его под рукой, так какнамеревался собрать улики против Кассельмана, достаточные для его ареста.

– Благодарю вас. Пока все, – сказал Мейсон.

– Вопросов нет, – резко произнес Гамильтон Бюргер.

– Теперь, уважаемый суд, – продолжал Мейсон, – я хотел быпросить вас о том, чтобы исключить из дела показания Гарвина.